Павел-Симеон-Амвросий и Старица Старца

Павел-Симеон-Амвросий и Старица Старца

Воспоминания о насельнике Одесского Свято-Успенского мужского монастыря игумене Симеоне (Титенкове), в схиме Амвросии.

Отец Амвросий
Старец Симеон (Титенков) в схиме Амвросий.

Как-то выходя из братского монастырского корпуса от игумена Андрея (Машкова), я обратил внимание на очень пожилого благообразного монаха, который держал свою руку на груди так, как ее держат только больные сердцем. Как студент второго курса медицинского института я поинтересовался его самочувствием. Старец Симеон, а это был он, проницательно взглянул на меня, спросил, чем я могу ему помочь, и пригласил для беседы в свою келью. Сейчас я не могу вспомнить то, о чем мы с ним говорили, но после нашего первого короткого общения я всецело привязался к этому старцу и считаю, что та наша встреча была самой важной в моей жизни.

Отец Симеон действительно страдал частыми сердечными приступами и очень высоким артериальным давлением, как потом выяснилось, он на ногах перенес инфаркт. Старцу периодически измеряли давление и удивлялись таким его показателям, как 240/180, а он отмечал про себя, что у него были и более страшные приступы, когда он просто горел огнем. Это медицинское отступление необходимо для того, чтобы объяснить тяжесть его состояния и то мужество и веру, с которыми отец Симеон переносил это испытание, попущенное ему Богом. Болезнь эта была местью лукавых духов за то, что он однажды заочно вычитал одного подполковника, страдавшего беснованием и, к горю своих родных, совершенно не ходившего в церковь. По их горячей просьбе старец стал вымаливать этого несчастного у Бога и полностью освободил его из бесовского плена. Ставший здоровым подполковник пришел в Успенский монастырь поблагодарить своего избавителя. А мстительные лукавые духи напали на престарелого игумена, чтобы свести его в могилу. После этого случая давно почитаемая им блаженная матушка Екатерина передала ему из Киева такие слова: «Отец Симеон! Упал – поднимайся!» И, что удивительно, за послушание своей старице и по ее молитвам к Богу игумен Симеон прямо на моих глазах быстро пошел на поправку, так и не ложась не то, что в городскую больницу, но, даже не посещая свою монастырскую лекарню. А было ему тогда за восемьдесят лет.

Я по возможности часто навещал своего старца, обладавшего высоким молитвенным духом, дарами прозорливости и совета. Он делился со мной своими воспоминаниями и очень скорбел, что не может лично посетить почитаемую им матушку (которая по возрасту годилась ему в дочери), так как уже давно не покидал своего монастыря. Отец Симеон хорошо знал и очень почитал и преподобного схиигумена Кукшу (Величко), и преподобного схиигумена Амфилохия (Головатюка) Почаевского, и Киево-Печерских старцев Кронида, Полихрония (схиархимандрита Прохора) и Герасима, и старца-странника Феодора (Носа) в монашестве Серафима, и старицу инокиню Ольгу из Флоровского монастыря в Киеве; посещал и старицу схимонахиню Марию (Димарову) из Святошино, но блаженная Екатерина занимала в сердце старого подвижника особое место. Она была его старицей.
Отец Симеон познакомился с блаженной Екатериной еще в пятидесятые годы, когда жил в миру, имел семью и звался Павлом. Сразу же оценив высоту ее духовной жизни, Павел стал навещать блаженную в ее лесной халупе на Водогоне, чем мог – помогал матушкиной маме и тетке. Он жил тогда во Львове и специально приезжал к киевским святыням и к матушке Екатерине, так как очень дорожил ее молитвами и советами. И было от чего!
Не записывая то, что он мне рассказывал, и, не собираясь тогда с кем-то делиться этими батюшкиными воспоминаниями, я, тем не менее, ярко запомнил то, что он мне говорил. Это упрощалось тем, что отец Симеон повторял мне свои рассказы про матушку по несколько раз.
Вот некоторые из них:

«Я тебя прикрываю»

Чтобы прокормить семью, Павел, нелишенный коммерческой жилки, скупал облигации государственного внутреннего займа у всех желающих получить за них побыстрей наличные деньги. В эту самую пору он посетил матушку, которая оставила его ночевать в соседней с ней комнатке. Несмотря на жару, старица стала накрывать спящего Павла с головой одеялом. Ему стало невыносимо жарко, и он сказал об этом блаженной. Екатерина ответила: «Я тебя прикрываю».
В Киеве Павел собрался остановиться у своих дальних родственников, но застав у них гостя сомнительного вида, не стал задерживаться и нашел пристанище у других людей. Уже потом выяснилось, что как только Павел ушел от родных, к ним нагрянула милиция, которая следила за человеком, скупающим у населения облигации. Его самого упустили из виду, а вот гостя, который оказался без паспорта, задержали. Так матушка действительно «прикрыла» Павла от больших неприятностей.
В Кирилловской больнице

И вновь блаженную Екатерину определили в больницу для душевнобольных. Павел, узнав об этом, очень тяжело переживал такое злоключение своей старицы, стремился помочь ей, как-то скрасить ее пребывание в неволе с действительно душевнобольными и вызволить матушку оттуда. В больнице Павел отрекомендовал себя двоюродным братом блаженной по матери, и его пускали к Екатерине как ее родственника. Правда, при этом возле их скамейки, как бы ненароком, оказывались два-три соглядатая, внимательно следившие за всем происходящим.

В Кирилловской больнице

И вновь блаженную Екатерину определили в больницу для душевнобольных. Павел, узнав об этом, очень тяжело переживал такое злоключение своей старицы, стремился помочь ей, как-то скрасить ее пребывание в неволе с действительно душевнобольными и вызволить матушку оттуда. В больнице Павел отрекомендовал
себя двоюродным братом блаженной по матери, и его пускали к Екатерине как ее родственника. Правда, при этом возле их скамейки, как бы ненароком, оказывались два-три соглядатая, внимательно следившие за всем происходящим.

«Палач фашистский»

Один из сотрудников этой психиатрической больницы очень жестоко обращался с больными и буквально истязал их. Блаженная обличила его совсем неожиданными словами: «У, палач фашистский! Скоро и до тебя доберутся!» И что же? Его очень скоро разоблачили, как пособника немцев на оккупированных в войну территориях и казнили, как кровавого фашистского палача. Сотрудники больницы, присутствовавшие при обличении Екатериной этого изверга, больше не позволяли себе грубо обходиться с блаженной и даже пальцем ее не трогали.

Мед из Лавры, Сталин и Ленин

Желая поддержать физические силы своей старицы, Павел стал искать в Киеве мед. Но нигде его не находил. Время было тяжелое и голодное. Он сообразил, что можно попросить меду в Киево-Печерской Лавре и, когда пришел туда, увидел полную банку с медом на панихидном столике в храме. Павел стал упрашивать требного священника продать ему этот мед для больной. Но послушный монастырской дисциплине, тот переадресовал просителя к лаврскому духовнику архимандриту Полихронию. Делать нечего, Павел пошел к названному старцу. Отец Полихроний, узнав, кому предназначается мед, с радостью поспешил в храм, вручил его просящему, поцеловал Павла в лоб и велел ему кланяться Екатерине.
При встрече блаженная поцеловала его в то самое место на лбу, которое так недавно облобызал старец-архимандрит Полихроний. «Прозорливая матушка…» – мысленно умилился Павел. Они вышли на аллею и сели на скамью. Как всегда, рядом появились два наблюдателя.
Павел посмотрел на огромный стенд с наглядной агитацией той поры, стоящий прямо напротив их с матушкой скамейки и увидел на нем привычную политическую пару, в профиль обращенную друг к другу. «Тьфу, гадость – Сталин и Ленин!» – мысленно произнес он. Матушка тут же вслух громко повторила эти его мысли. Следящие за ними даже вздрогнули. Но что взять с болящей? «Так…» – подумал Павел – «… раз нас подслушивают, буду общаться с прозорливицей мысленно». Матушка только кивнула в ответ. Павел раскупорил банку и стал подавать старице маленькой ложечкой принесенный мед. При этом он мысленно просил ее помянуть о здравии старца Полихрония, себя, своих детей, жену. Блаженная послушно принимала мед, пока не дошла до ложечки за жену. Тут Екатерина плотно сжала губы. Павел, опять таки мысленно, взмолился к ней о своей непутевой половине. Старица нехотя, медленно открыла рот и употребила еще немного меда. После этого Павел стал про себя спрашивать то, что требовало матушкиного совета, а она кивала ему в знак согласия или крутила головой на то, что было в его мыслях и планах неправильно. Следившие за таким странным диалогом люди отошли от них ни с чем.

Схимница

Узнав, что Павел собирается навестить блаженную Екатерину в Кирилловской больнице, в попутчицы ему напросилась одна схимонахиня. Павел предупредил ее о том, что для того чтобы их пропустили к Екатерине, ей придется назваться его женой. В приемном покое стали выяснять, кем приходится больной Моленко пришедшая с Павлом женщина. Он назвал ее своей женой, но тут у схимницы восстало тщательно хранимое ее совестью целомудрие, и она заявила, что не приходится Павлу женой и что, вообще, она схимница. Несведущие в таких вопросах больничные стражи поняли это слово, как что-то близкое к свояченице и пропустили к Екатерине обоих.
Как только матушка вышла к ним навстречу, следом за ней на больничную аллею выбежала абсолютно голая молодая женщина из буйно помешанных и бегала так, пока ее не поймали санитары. Потрясенная увиденным схимница стала оживленно разговаривать с матерью этой несчастной. А Павел только подумал о том, на что она тратит свое драгоценное время: пришла ведь к блаженной, а беседует с матерью бесноватой. Тут матушка Екатерина как закричит по-украински: «Тэчэ! Тэчэ!» В ответ на это пришедшая прекратила пустую болтовню и подбежала к блаженной со словами: «Да, матушка, течет!»

На обратном пути Павел расспросил схимонахиню о том, что значили эти матушкины слова. И она поведала ему следующее. Вскоре после революции она, тогда молодая монахиня, шла по дороге вместе с казначеей их монастыря. Их настигли два конных красногвардейца и решили надругаться над Христовыми невестами. Казначея была слабого здоровья, поэтому не могла сопротивляться напавшему на нее бандиту, и он ее замучил. А нынешняя схимница была покрепче. Она дала отпор, и ее рубанули через все туловище тяжелой кавалерийской шашкой. Монахиня в горячке убежала от своих палачей и, прибежав в мужской монастырь, забилась на его чердак. Ее нашли по струившейся сквозь пол чердака крови и выходили, как Бог дал. Всю дальнейшую жизнь у пострадавшей по всему рубцу открывались раны, из которых обильно текла сукровица, как память перенесенных ей мучений. Об этом и напомнила отвлекшейся от главного схимнице прозорливая Екатерина.

Домой

Наконец-то Павел испросил у врачей разрешение забрать блаженную Екатерину домой. Она лишь сдержанно кивнула ему в знак своего согласия. Наступил долгожданный день выхода матушки на волю. На улице уже лютовала зима.
Павел пришел за старицей вместе с ее теткой Агафьей. Блаженная категорически отказалась ехать домой машиной. Отправились пешком. Но как шла вольная страдалица! Она еле передвигала ногами.
Когда три полузамерзших путника вышли за черту Киева, возле них притормаживала почти каждая обгоняющая их машина, и водители предлагали их подвезти, но блаженная была непреклонна. Агафья взмолилась: «Катя! Смотри – отец Павел (так она его всегда называла) совсем замерз, пожалей нас, пойдем быстрее или давай подъедем». Но Катя скорбно молчала. Шли очень долго.
Когда они поравнялись с жилыми домами, Павел попросил у блаженной разрешения войти в один из них погреться. Екатерина промолчала. Тогда он постучался в первый же дом. Вышедшая к ним хозяйка разрешила путникам погреться, но только не оставаться у себя ночевать. На этом и сговорились. Но, как только матушка Екатерина вошла в этот дом, она взгромоздилась на хозяйкину кровать, стала охать, стонать и даже оправилась на ее постель. Павел так и замер от неожиданности. Что-то сейчас будет! Но хозяйка бросилась в ноги к Екатерине и стала каяться в напомненном ей страшном двойном грехе. Она в молодости согрешила в отсутствии своего мужа с его отцом, зачала ребенка и извергла его из своей утробы. Грешница-хозяйка со слезами вопила: «Прости меня, Господи! Господи, прости!» В это время Екатерина, как будто издалека, отвечала ей: «Иди в Лавру, исповедуйся, и Бог тебя простит». Когда хозяйка немного пришла в себя, она спросила Павла: не Екатерина ли перед ней из Петривцив? Он в свою очередь спросил хозяйку о том, почему она так подумала. Та сказала, что видела в своем святом углу сияющий образ Святой Троицы в тот момент, когда вопияла Богу о прощении своих смертных грехов. Павел только и смог ей на это сказать: «Да, Екатерина».
В этот момент в дверь постучали. Хозяйка в панике закричала: «Не открывайте!» А блаженная говорит: «Откройте – это Мария». Действительно, вошла дочка хозяйки. Матушка обличила и ее. Над Марией в войну надругался немец и она с отвращением исторгла зачатого от него ребенка. Как бы там ни было, а извела человеческую душу. Мария в слезы. И ей велела старица пойти в Лавру к духовнику. Пришедшие в разум хозяева долго не хотели отпускать от себя прозорливую гостью. Но путники отправились дальше домой.
Обличенные во грехах мать и дочь сходили в Лавру, покаялись там во всех содеянных ими лютых, примирились с Богом и часто после этого приходили к блаженной Екатерине за советом и благословением.

Про часы

Как-то Павел пришел к матушке Екатерине и, помолившись, присел на скамью в ее комнатке. Блаженная подошла к гостю, деловито сняла часы с его руки и куда-то ушла из дома. Мать Анна и Павел стали ее дожидаться, но Екатерина не вернулась в хатку ни в этот день, ни в два последующие. Никто не знал, что и думать, когда она вернулась в дом и молча отдала снятые часы Павлу. Вот и пойми!
Через некоторое время жена стала изменять ему с каким-то москвичом, совсем потеряла голову и сбежала от семьи. Единственное, что она взяла с собой в дорогу, были мужнины часы, те самые, которые на время забирала у него блаженная. Павел остался дома в великой скорби по своей неверной супруге, переживал ее падение, как свое собственное, просил у Бога вразумить ее и вернуть из Москвы обратно в дом к нему и их детям: сыну и дочке. Прошло с полгода и Господь исполнил это его прошение. Разлучивший их москвич сошел с ума и попал в больницу, беглая жена вернулась домой и молча возвратила своему супругу забранные у него часы.

«Тюрьма!»

Побывав у Екатерины в другой раз, Павел услышал от нее предостерегающие грозные крики: «Тюрьма! Тюрьма!» Что-то предвещает ему блаженная? Он очень поскорбел, так как знал о тюрьме не понаслышке. Еще в молодости его дважды арестовывали как «кулацкого сына», и только Господь вывел его тогда из тюрьмы невредимым.
Не так давно его вообще забирали в подземную темницу во Львове, когда его оговорил оперативник НКГБ в связи с явлением образа Божией Матери на оконном стекле Львовского горсовета. Тогда Павла Титенкова насильно привели к «отцам города», которые требовали, чтобы он с балкона отрекся от Бога перед толпившимися на площади львовянами. В тюрьме и в пыточной камере Павла защитила уже Богородица. От него, в конечном счете, отстали и с миром выпустили на свободу. Что же случится теперь?
Павел попросил благословения своей старицы на обратный путь. Она самолично проводила его за порог и неожиданно благословила возвращаться в Киев не знакомой ему дорогой, а более короткой через лесную чащу. Он неуверенно пошел по указанному пути, а затем с большим сомнением повернул обратно в знакомую сторону, пошел к дороге и … заблудился. Долго бродил в зимнем лесу пока не увидел какие-то огни. Ну, слава Богу, люди! Павел поспешил к огням и вышел к ограждению из колючей проволоки с часовыми на вышках. Падает снег, с вышек ярко светит свет прожекторов. Он начал кричать охраннику на вышке и тут же спохватился, что его могут принять за беглеца и застрелить. Павел смолк, с горячей молитвой к Богу пошел прочь от зоны и вышел на дорогу!

Блаженная Екатерина
Блаженная старица Екатерина возле своего лесного домика.

Сомнение и непослушание слову блаженной могли дорого обойтись ему. Даже если бы его просто задержали у запретной зоны, Павлу пришлось бы подробно объяснять в «органах», где и у кого он был. А ходить к «болящей» Екатерине власти строго настрого запрещали. За это жестоко преследовали. Ее же молитвами все обошлось. Тюрьма только показалась на его жизненном горизонте. И слава Богу!

Про самолет, танец и удар под дых

Павел часто сопровождал блаженную Екатерину в Киев, помолиться в храме, посетить нуждающихся в ее участии, духовной поддержке или обличении. Как-то на дороге матушка, задрав голову и приложив ладошку козырьком ко лбу, высмотрела летящий в небе самолет, стала приветствовать его, как старого знакомого. После этого она схватила Павла под руки и закрутила в танце. Он неловко сопротивлялся, так как никогда не танцевал и не признавал подобных развлечений. Напоследок Екатерина сделала страшное лицо и очень больно ударила своего спутника под дых. Павел даже присел от боли, у него сбилось дыхание. А блаженная, как ни в чем не бывало, продолжала свой путь. Вот и попутешествовали!
Непутевая жена Павла к этому времени совсем опустилась, запила, попадала в вытрезвитель, откуда ее регулярно приходилось выкупать, а напоследок развелась со своим страдальцем-мужем и стала бродяжничать. Бывший супруг и дети совсем потеряли ее из вида. Павел устроил своего сына в Киеве, он там женился. Дочь, оставшаяся с отцом во Львове, тоже стала невестой.
И вот однажды она привела к Павлу своего жениха. Он был летчиком. Любовь дочери вынудила отца выдать ее замуж за этого ее избранника. На свадьбе Павла точь-в-точь, как показывала матушка Екатерина, пытались закрутить в танце. И он точно так же, как и тогда, очень смутился этим и не пошел в пляс. Зять перебрался к ним в квартиру. С его приходом установившийся за долгие годы строй жизни Павла оказался нарушенным.
Летчик купил телевизор и включал его на полную громкость именно тогда, когда хозяин дома молился в своей комнате или читал Евангелие. Охладел пыл к духовной жизни и у дочери. Все это очень угнетало сердце любящего и верующего отца.
Как-то раз Павел напомнил дочке, что надо не забывать читать Слово Божие, и дал ей Новый Завет. Зять тут же включил телевизор. Павел уменьшил громкость его звучания и получил за это от своего зятя сильнейший удар под дых. У уже немолодого человека хрустнули три ребра, и он по скорой помощи попал в больницу.
Павел простил зятя. Но тот стал прилагать зло ко злу, начал приходить домой далеко за полночь, загулял и, так и не исправившись, развелся с дочерью Павла. Вот такая скорбная история.

Пропали документы

Павел был свидетелем того, как матушка выручила из большой беды супруга одной своей духовной дочери. Он был офицером и по роду службы работал с секретными документами. И вот однажды у него куда-то запропастилась папка с документами, имеющими гриф «Совершенно секретно». Он все обыскал у себя в кабинете и пришел в отчаяние, близкое к тому, чтобы наложить на себя руки. Офицер решил застрелиться. Когда его верующая жена заметила неладное, он чистосердечно рассказал ей об этой своей беде. Взволнованная женщина бросилась к блаженной. Матушка Екатерина успокоила ее словами: «Найдутся». После ее такого незамысловатого утешения офицер бросился на службу и сразу же нашел в запечатанном своем кабинете ту папку, которую потерял. Радости и удивлению его не было предела. Несмотря на сложности того времени, он решил пригласить блаженную Екатерину к себе домой, чтобы приветить ее и поблагодарить за помощь.

«Бандит Сталин!»

Отправляясь в гости к этому офицеру, Екатерина взяла с собой Павла. Приглашенные вошли в небольшую комнату в офицерском общежитии, там уже был накрыт праздничный стол. Вся семья при полном параде встретила блаженную, а матушка первым делом повернулась ко всем спиной, задрала юбку, шлепнула себя по заднему месту и закричала: «На, папа, смотри!» Мать семейства только укоризненно взглянула на свою дочь, которая не соблюдала приличную девушке скромность и ходила дома «налегке», нисколько не смущаясь своих родителей. Обличенная девица сразу же вспыхнула и покраснела.
Матушку с Павлом усадили за стол. Блаженная совершенно неожиданно и очень громко закричала: «Бандит Сталин!» Офицер потерял дар речи. Что теперь будет? Ведь все соседи слышали эти крики и наверняка донесут об этом куда следует. Он подхватил Екатерину под руки и стремительно выпроводил из своего дома. В это самое время по радио раздались слова аналогичного содержания и говорил их, всем известный диктор! Началась компания по развенчиванию культа личности отца народов. Офицер, осознав происходящее, бросился за прозорливой Екатериной и так же энергично, почти силком, вернул ее с Павлом к себе в гости. Он горячо просил у них прощения и наконец-то понял, что с истинной рабой Божией нигде не пропадешь.

«Читай Иисусову молитву».

Матушка была делательницей непрестанной Иисусовой молитвы и очень ценила это в приходящих к ней людях. Она радостно и очень нежно обнимала молившегося, улыбалась ему. Соответственно строго Екатерина относилась к тем, кто проявлял небрежение к молитве или помышлял скверное. Испытал на себе самом это и Павел. В гостях у блаженной он стал помышлять что-то неподобное, всеваемое в его душу врагом спасения. Матушка не подбежала, а прямо-таки подлетела к нему, со страшным хлопком ударила Павла по щеке и тем самым прекратила вражеское наваждение. Он не ощутил никакой боли, а лишь услышал хлопок, как от удара бичом. Павел со слезами просил у старицы прощение. Блаженная Екатерина строго отвечала ему: «Читай Иисусову молитву!» Эта молитва, подобно бичу, отгоняет от ее делателя лукавых духов и их приражения.

В храме Божием

Как уже говорилось, Павел не раз сопровождал свою блаженную старицу в Киев на Богослужение. Однажды он наблюдал, как матушка исповедывалась незнакомому ей приходскому священнику. Когда подошла ее очередь и голова Екатерины склонилась под епитрахилью, блаженная что-то долго говорила батюшке, а он внимательно слушал ее и заметно изменился в лице. Прочитав разрешительную молитву, священник проводил Екатерину долгим взглядом. Старица в свое время причастилась святых Христовых Таин. После заамвонной молитвы этот священник почтительно поднес ей большую служебную просфору, которую матушка тут же передала в руки Павла. Один Бог знает о подробностях той памятной для священника и Павла исповеди. Таинство остается таинством.

Иоанн Воин

Павел был очевидцем еще одного удивительного случая. Во Флоровском женском монастыре куда-то пропала Следованная Псалтирь: была вместе с другими необходимыми книгами на клиросе – и не стало. Сестры очень огорчились такой потере. Тем более, что в те времена церковно-богослужебных книг в обителях недоставало. Искали, спрашивали друг друга и пришли к печальному выводу о том, что монастырская книга украдена. В таких случаях обычно заказывают молебен святому мученику Иоанну Воину – охранителю от татей и возвратителю украденного. Монахини по копеечке собрали лепту на такую требу и соборно молились святому страстотерпцу во время служения этого заказного молебна. Не успели они разойтись из храма, как в него вошла с иконкой Иоанна Воина в руках блаженная Екатерина. Первым подошедшим к ней старица заявила, что она – Иоанн Воин. Сестры стали наперебой жаловаться блаженной о постигшей их пропаже, что у них украли Псалтирь. Матушка Екатерина подойдя к одной из них, ударила ее по щеке и объявила: «Вот Псалтирь!» Обличенная монахиня упала на колени со слезами раскаяния: «Матушка! Бес попутал, и я ее взяла!» Так через прозорливицу святой Иоанн возвратил на клирос пропавшую книгу учителя покаяния пророка Давида.

Отец Александр

Отец Симеон за полтора года до своей кончины был пострижен в схиму с именем преподобного Амвросия Оптинского. Он очень желал, чтобы я проторил дорожку к матушке Екатерине, но показать ее мне тогда было некому. Схиигумен Амвросий мирно отошел ко Господу 10/23 апреля 1990 года в возрасте девяноста лет.
В день похорон Бог сподобил меня вместе с братией нести гроб старца из Свято-Успенского храма на монастырское кладбище и даже держать один из канатов, которым его опускали на дно могилы.
И как же утешил меня Господь в эти скорбные минуты! Сразу же после погребения ко мне подошел отец Александр, недавно переехавший в Одессу из-под Киева. Он утешал меня в потере старца, которого хорошо знал, сообщил, что собирается к матушке Екатерине и обещал взять с собой, когда поедет к блаженной.

У старицы покойного старца

В конце сентября 1990 года отец Александр позвал меня в дорогу. В это самое время я болел затяжным гриппом и очень страдал от этого. Но о том, чтобы отложить долгожданную поездку к матушке, не могло быть и речи. В Киев летели самолетом и прибыли засветло. Не теряя времени, сразу же поехали на Святошинское кладбище, поклонились могилкам великих Киевских стариц схимонахинь Серафимы и Марии.
Был яркий солнечный день и от этого по дороге с кладбища грипп буквально «вытекал» из меня через нос и глаза. Я щурился, ничего не видел и без конца вытирал лицо от болезненной влаги сразу двумя платками. Несмотря на эту хворь, батюшка повел меня в гости к духовной дочери обеих названных стариц и их преемницы матушки Екатерины Фаине Александровне Прохода, которая в это самое время переезжала в новую квартиру неподалеку от идущего под снос ее финского домика. Задержались там недолго, чтобы расспросить ее про блаженную и отправились к еще одной послушнице старицы Марии престарелой Александре Власенко, которая охотно приняла нас на постой. Не терпелось поскорей повидать старицу Екатерину, и мы немедля отправились к ней самой.
После поворота на Водогон сошли с вышгородского автобуса возле небольшого магазина у поселка энергетиков и по чудному сосновому бору прошли на территорию дачного товарищества, которое стремительно выросло вокруг матушкиного домика. Нашли и его. У калитки нас встретила двоюродная сестра старицы Екатерины Дарья. Она узнала отца Александра и пошла спросить у блаженной, что делать с нежданными гостями. Вышла со словами: «Помолитесь, пока нельзя». В это самое время матушка прильнула к зарешеченному окну своей комнатки и глянула на нас. У меня по всему телу прошла трепетная дрожь. «Вот она, матушка, у окна» – чуть ли не прокричал я отцу Александру. Блаженная отошла вглубь комнаты и еще несколько раз поглядывала в приковавшее все мое внимание окошко. Она что-то говорила при этом и вид ее был самым что ни на есть серьезным. Вскоре за тем Дарья пригласила нас к Екатерине. Первым вошел отец Александр. Я положил три земных поклона и отворил дверь к старице. Она уже ждала моего появления и, сидя на кровати, внимательно смотрела в мою сторону. Я подошел к ней под благословение, и матушка сразу же вручила мне кусочек сладкого сдобного калача. Затем блаженная по-доброму рассмеялась и сказала про меня, делая ударение на втором слове: «Он знает Амвросия».
Старица приняла нас дружелюбно, хотя перед самым нашим приходом грозно воевала с лукавыми духами. По очереди разговаривала она с батюшкой и со мной. На мои вопросы отвечала, как мне показалось, невпопад, что-то говорила про епископа и студентов. Кто мог подумать тогда, что через пять лет я снова стану студентом и буду учиться в Московской Духовной Семинарии под началом ректора-епископа?! Затем она усадила батюшку на стул, как профессиональный зубной врач запрокинула ему голову, открыла рот, стала осматривать зубы и, оглянувшись на меня, сказала (имея в виду мою труженицу-маму): «Зарабатываю на кусок хлеба». Блаженная Екатерина многократно благословляла нас обоих и негромко восклицала что-то одобрительное в наш адрес.

схиигумен Амвросий
Схиигумен Амвросий (Титенков) в своей келье за год до кончины.

Для удобства общения я встал перед старицей на колени. Екатерина с удивлением посмотрела мне в глаза и совершенно неожиданно со всего маху ударила по левой скуле. От такого удара я шатнулся в правую сторону. А присутствовавшие при этой сцене батюшка и только что вошедшая монахиня Киевского Флоровского монастыря в один голос посоветовали мне подставить и правую щеку. Когда я выполнил это, матушка сказала: «Хватит с тебя и одной».
Тут на меня нашли слезы, которые лились потоком. Я рыдал и просил у блаженной помолиться за моих домашних: сестру с мужем и детками, мать и отца, который болел раком мочевого пузыря и уже перенес в марте сложную операцию. Я омывал слезами матушкины стопы и вытирал их своими щеками. А она кивала головой и с великой скорбью смотрела на меня. Такого сострадания, какое виделось в ее взгляде, я не встречал никогда! Про отца блаженная однозначно сказала: «Больница, операция…» и очень образно очертила своими руками большую опухоль внизу своего живота. Дала для него половину круглого серого хлеба и подытожила: «Еще поживет». Я сразу же успокоился. Потом она засучила рукав своего халата, начала брать из локтевой ямки щепотками воображаемую «соль» и, поглядывая на меня, стала присыпать ей низ своего живота. Это она проделала на моих глазах трижды. Под конец нашей первой встречи матушка молча помолилась в святом углу и отпустила нас с миром. Перед уходом я попросил у блаженной разрешения переслать врученный мне калачик сестре с детьми. Она кивнула в знак своего согласия. Возвращаясь в Киев, я осознал, что грипп, мучивший меня полторы недели, прошел. Матушка одним ударом своей руки исцелила меня!
На следующий день мы с отцом Александром побывали на акафисте у мощей святой великомученицы Варвары, на Зверенецком кладбище посетили могилы блаженной инокини Флоровского монастыря Ольги и богоносного старца-архимандрита Ионы, в схиме Петра, строителя Троицкого Киевского монастыря, посетили Святую Лавру. Не переставая лил дождь, похолодало, но у меня не осталось и следа недавней лютой простуды. Более того, я совсем не болел после этого около года.
Вернувшись домой, я разрезал калачик на мелкие кусочки, высушил их и переправил в Москву сестре. С этим калачиком там произошла целая история. Мой племянник дал маленькую его частичку своему отцу, отличавшемуся неистовым нравом. Тот охотно принял его из рук своего маленького сына, проглотил и вдруг изменился в лице, заволновался и с негодованием заявил: «Отравить меня хотите? Ничего теперь не буду дома есть и пить!» Так его лукавая сердцевина проявила себя от маленького кусочка самого обычного хлебца, благословленного старицей Екатериной. Он жег утробу закоренелого грешника подобно горящему углю! Бедняга действительно ничего не ел и не пил в своем доме около двух недель. Только после этого успокоился и перестал выказывать признаки духовной внутренней брани.

Отец

Как и предсказывала матушка, уже двенадцатого октября отцу срочно понадобилась повторная операция – у него открылось сильное кровотечение из рецидивировавшей после первого хирургического вмешательства опухоли. Несмотря на послеоперационное облучение, она выросла как на дрожжах примерно до тех размеров, которые изображала своими руками внизу живота блаженная Екатерина.
Операция делалась по жизненным показаниям. Молитвами старицы он перенес ее хорошо. Уже на двенадцатый день отца выписали домой. Но через две недели он попросил у меня судно, чтобы помочиться, – и это притом, что в результате обеих операций его мочевой пузырь был «отключен» и урина, обходя его, поступала по специальным трубкам от почек в мочеприемники. Я напомнил об этом своему многострадальному родителю, но он настаивал поставить ему резиновый катетер. Каково же было мое удивление, когда по катетеру из мочевого пузыря выделился полный детский горшок кровянистой жидкости! У отца произошло массивное кровотечение из опухоли на фоне выраженного исходного малокровия.
Я бросился в свою больницу, договорился по телефону со станцией переливания крови, получил на него три флакона донорской крови, кровезаменители, и в домашних условиях в течение целого дня восполнял ему смертельно опасную кровопотерю. Состояние отца несколько улучшилось. И тут я ясно вспомнил то, что показывала мне блаженная матушка Екатерина своими тремя щепотками.Она же предсказала отцу то, что сейчас с ним произошло, в том числе и три флакона донорской крови, которая берется из локтевой вены, перелитых для восполнения кровопотери из опухоли внизу живота!!! Сразу же после ноябрьских нерабочих дней отцу вынуждены были сделать третью операцию, которую не решались делать в оба предыдущих раза из-за большого риска того, что он ее не перенесет. Но папа перенес ее достойно. Дивен Бог! Остается добавить, что отец с верой, как лекарство, употреблял маленькие сухарики того серого хлеба, который я привез ему от блаженной. Он умер через десять месяцев после моего посещения матушки – 14/27 июля 1991 года. Почил, как православный христианин: своими страданиями и верой заметно очистил свою душу и Причащением святых Христовых Таин заблаговременно приготовился к встрече с Богом.

«Достойно есть»

И во второй раз мы с отцом Александром летели в Киев и обратно домой самолетом. Прибыли всего на один день и начали его с визита к матушке Екатерине. Старица приняла нас очень хорошо, благословила ухаживавшей за ней в тот день Марие Совской покормить нас и во время трапезы стояла или прохаживалась рядом. Еще она выглядывала в свое оконце, как будто высматривая кого-то, оглядывалась на нас и что-то недовольно бормотала в чей-то адрес. Казалось, что Екатерина с нетерпением ждала кого-то и бранила его за опоздание. Потом она подошла ко мне и стала с очень озабоченным видом измерять своими руками мое левое плечо в длину и в ширину и напоследок удовлетворенно кивнула головой. Когда нам надо было собираться в дорогу, блаженная громко и напевно исполнила молитву Богородице «Достойно есть».
Попрощались, благословились и поехали на квартиру к уже престарелой послушнице Александре (Власенко). Она чуть ли не с порога предупредила батюшку, что собирается помирать и настаивала, чтобы он в этот же приезд забрал у нее довольно больших размеров Киево-Печерскую икону Успения Божией Матери, которую оставлял на хранение. Образ этот когда-то принадлежал духовнику Киево-Печерской Лавры архимандриту Полихронию и не раз являл свою чудотворную силу. Очевидцы рассказывали отцу Александру, что видели икону саму собой поднимавшейся на воздухе. Писанная маслом, она находилась в деревянной раме под стеклом и, несмотря на свою безыскусность, невольно приковывала к себе самое благоговейное внимание. Отец Александр поручил мне упаковать икону в бумагу, а сам отправился к своему близкому другу-батюшке, живущему в соседнем квартале. До отправления самолета оставалось полтора часа. Мы с Александрой обложили образ листами бумаги, подклеили их уголками друг к другу и перехватили упакованную икону шпагатом. Я попробовал поднять ее – вес получился довольно приличный. Шпагат для переноски не годился. Тогда пришлось взять и подвязать покороче, наподобие ручки ту веревку, на которой икона столько лет надежно висела на стене. Я навязал на ней множество узлов и, кончив дело, стал дожидаться своего спутника. Его все не было. До вылета из Киева оставалось уже менее часа. Стала заметно волноваться и нервничать и послушница Александра. Она поначалу выходила на лестничную клетку и выглядывала батюшку в окно парадной, затем спустилась вниз и смотрела его на дороге. Время быстро бежало вперед. Отца Александра все не было. Тут нас как будто прорвало, и мы стали роптать на него за необдуманность его поступка. До самолета оставалось уже тридцать пять минут, полчаса. Мы негодовали. Когда батюшка возвратился, мы только и смогли, что укоризненно смотреть на него и даже не надеялись успеть на самолет, счет уже шел на минуты. Отец Александр быстро распорядился насчет иконы: ее должен был в спешке нести именно я. Ручка была свита и готова, но воспользоваться ей, как ручкой не пришлось – икона была слишком велика. Пришлось срочно надевать ее на плечо. Веревка стала больно теснить его, но мы в быстром темпе отправились в путь. Не доходя до дороги, я почувствовал, как веревка как будто бы лопнула, но нет – это сам собой развязался один из завязанных мною узлов, и веревка удлинилась как раз по моему плечу. Мы тут же остановили машину и минута в минуту успели к концу регистрации билетов на наш рейс. Я так и не выпускал икону из своих рук, держал ее в салоне самолета, затем в машине, которой мы ехали к отцу Александру, и благополучно донес ее до самого порога батюшкиного дома. Моя миссия на этом закончилась.
Утром следующего дня я почувствовал, что что-то саднит над моим левым плечом, осмотрел его и увидел кровоподтек от веревки. Только тогда я ясно вспомнил все, что произошло с нами в минувший день в Киеве. Вспомнил и поразился матушкиной прозорливости и заботливости о нас грешных и о вверенной нам великой святыне. Вспомнил все и воспел ту самую молитву Божией Матери «Достойно есть».

Покойный насельник Одесского Свято-Успенского мужского монастыря схиигумен Амвросий (Титенков; † 10/23 апреля 1990 года в возрасте 90 лет) рассказывал, как этот же отец Василий привел его к старице Марии в первый раз, когда он еще был в миру, жил во Львове и имел семью. Блаженная, увидев его, взяла свечу, окунула ее в лампаду и обратилась к будущему пастырю со словами: «Поставьте мне и Палладии на лбу крестик», после чего схимница поцеловала его руку и велела келейнице сделать то же самое.

старец
Схиигумен Амвросий (Титенков), рукоположенный 24 декабря/6 января 1975 года в Одесском Свято-Успенском мужском монастыре во иеромонаха, через двадцать пять лет после знаменательной встречи с блаженной старицей схимонахиней Марией
самим исполнением прореченного ему дела пастырского служения засвидетельствовал ее благодатную прозорливость.

 

Интересно отметить, что после этого события будущее иеромонашество ему предсказал и преподобный Кукша (Величко), Одесский чудотворец. Когда Павел Титенков пришел к старцу Кукше за благословением, преподобного уже дожидалась целая толпа народа. Казалось, что попасть к отцу Кукше в этот день не удастся. Но он по своей прозорливости окликнул Павла, тогда еще женатого человека, как иеромонаха, причем, повторил это свое пророчество дважды. Когда же Павел сообразил, что речь идет о предсказании святым старцем его собственного будущего, он обратился к преподобному со словами: «Благословите!» и получил от него благословение на будущее священство вместе со словами: «Бог благословит!»